Сумы В Сумы мы полетели вместе с отцом. Из Ровно вылетели в Киев, на аэродроме в Жулянах, заночевали в гостинице. Рано утром я проснулся, стал у окна, и, наблюдая за жизнью аэродрома, думал – что меня ждет впереди? То, что у меня в будущем появится семья, которую необходимо нормально содержать, - я осознал ещё в 10-м классе школы. И о моём желании учиться в военном училище – ни секунды не сомневался. Очевидно, что сам вырос в семье военного, а что в артиллерию – то, во-первых: эта специальность была как-то мне ближе, а во-вторых: на уговоры отца поступать рядом, в такое же артиллерийское училище в г. Хмельницкий, и они будут на выходные ездить ко мне, - я ответил: «Ещё чего!» и выбрал город подальше от дома, тем более, что его заканчивал отец. По прилету в Сумы, мы на троллейбусе сразу поехали в училище (до него было всего 2 остановки). На КПП училища, папаня с невозмутимым видом предъявил свой служебный пропуск штаба ровенской 13-й армии, обалдевшему от такой наглости курсанту (дежурному по КПП), - и мы беспрепятственно зашагали по дорожке к «папаниной» юности. Здание мне сразу понравилось своей монументальностью – большое, с колоннами, белое и красивое. Пройдя по скрипучему дубовому паркету главного корпуса (между прочим, постройки 1903 года), папаня аж разволновался – вспомнилось «былое». После «обхода» главного корпуса училища и посещения казармы, где папаня провёл свои два года учёбы в начале пятидесятых годов, мы двинулись к месту проживания абитуриентов («абитуры»), т.е. тех, кто по разным причинам (это я понял позже) приехал сюда. Данное место располагалось за училищем, на территории городского военкомата, где два раза в год проходил большой призыв в славную советскую армию, а летом во время поступления в училище, его использовали для сбора таких вот абитуриентов. Сначала я немного «ошалел» от большого количества незнакомых лиц, но к вечеру успел познакомиться с двумя-тремя такими же, как и я, сам, и стало легче. Пошли сдавать документы в приемную комиссию, которая располагалась здесь же. Какой-то офицер забрал мое дело, просмотрел, и приказал мне диктовать оценки по основным предметам из моего школьного аттестата для записи в какую-то свою ведомость. Во время диктовки я успел краем глаза посмотреть оценки моих «собратьев по разуму». К моему большому удивлению, в «безбрежном море» троек проскакивали редкие четверки и пятёрки. После этого «открытия», я немного остолбенел, т.к. думал о «качественной характеристике» абитуры совершенно противоположное. Но, понимая непредсказуемость текущего времени – «плечей» особо не расправлял. Определили место на нарах, познакомили со старшим моей учебной группы, и поставили в строй. Кстати, на следующее утро, в умывальнике, в холодной воде, в первый раз в жизни брился станком с лезвием. До этого пользовался только электробритвой. Дня два-три, нас строили, равняли и заставляли наряду с подготовкой к экзаменам, заниматься всякой ерундой. К примеру, какому-то прапору нужно было дома шкаф передвинуть, или сходить за известью в училище для побелки «нашего» здания и еще какой-нибудь «беды» (столько «неолопаченного» народа!!!). Мы, естественно сразу «врубились в текущий момент», и при виде прапора с бегающими глазами (в поисках кого-нибудь),- с книжкой под мышкой (на всякий случай) резво прыгали за забор в яблоневый сад. Совершенно случайно встретился с парнем из Михайловки, Он хорошо знал Писных и кое-кого из знакомых мне пацанов из Еградковки. К сожалению, отцы-командиры в дальнейшем от него просто избавились, т.к. у него под мышкой образовался большой гнойный нарыв. А причин сюда приехать у народа было множество – кто не хотел в армию весной идти, кто скрывался от «нежно любимой», кому милиция здорово надоела и т.д., а солдаты-срочники, ехали большей частью просто протянуть время до дембеля. Но, безусловно, большая часть ребят с гражданки приехали сюда, чтобы учиться. Экзамены И вот наступил день первого экзамена – письменная математика. Этот день, 15 июля 1975 года запомнился еще и потому, что в этот день наши космонавты с американцами, то ли стартовали с космодромов, то ли уже состыковались в космосе. Это было большое событие по тем временам. Как раз к этому событию и выпустили модные тогда, сигареты «Союз-Аполлон». Итак, загнали нас, человек 100 в актовый зал главного корпуса, и посадили каждого за отдельный стол. В углу стола лежала моя книжка абитуриента с фотографией, которую какие-то лица в военной форме, и сверили с «оригиналом». Преподаватели раздали каждому абитуриенту задания и собрались впереди у столов. Честно говоря, получив задание, я немного разволновался – как никак, первый раз в высшее заведение поступаю. И никак не мог сосредоточиться. Минут через пять-десять, сзади послышался шум. Повернувшись, я увидел 5-6 человек, которые пошли к выходу. И вот тут меня охватил ужас – они уже все сделали, а я еще ничего. Но, через пару минут я услышал отрывки разговора преподавателей – «бараны…» И сразу успокоился – понял, что они и ушли потому, что ничего не смогли решить. Посмотрел на задание совсем «другими глазами» и спросил себя - неужели в задании есть что-то трудное? Я же в школе вроде бы нормально учился, - а не хухры-мухры? И потихоньку сделал все 5 задач. Хотя допускал, что одна из них может быть сделана неправильно, вернее не совсем правильно. Через день вывесили листы с фамилиями тех, кто едет домой по результатам сдачи первого экзамена. Моей фамилии там не оказалось. И вот тут я сказал себе – неужели я не смогу? Должен! Через пару дней папаня уехал домой. Из остальных экзаменов (устная математика, физика и сочинение) запомнились физика и сочинение. Физику принимал преподаватель физики, полковник в отставке Сенотрусов. Получив билет (что-то о спектре, законе Кирхгоффа и т.д.) и задачу (закон Ома), я сразу обратил внимание на ошибку в условии задачи. На прилагаемом чертеже радиосхемы к условию задачи, были неправильно соединены элементы схемы, и поэтому невозможно было провести вычисления по закону Ома. Когда наступил мой черед «выдавать» накопленные знания в школе «на гора», Сенотрусов в первую очередь справился о решении задачи. И услышав мой ответ об ошибке – немало удивился. Но после обозрения, очевидно, им же подготовленного листочка с условием задачи, - сразу согласился. Только спросил – как исправить схему? Я с достоинством всё ответил. Видно я ему понравился, и он отпустил меня быстро, особо не вникая в сущность моих ответов по первым двум вопросам. А ведь кто-то передо мной, явно уже засыпался на этой задаче?! Перед началом сочинения, на доске написали три темы – я выбрал третью: «Почему я хочу стать офицером?». Первые две, естественно были «Мать» Горького и «На дне» Островского - особых мыслей в этом направлении у меня не было, а списывать не хотелось (хотя и было, откуда), – последний экзамен, да и просто было лень. Центральные газеты к тому времени я читал регулярно (благо дома они были всегда в достаточном количестве), поэтому проблем со свободной темой у меня не было. «Агрессор» США, с их в ту пору министром обороны Шлесинджером, «получили» в сочинении от меня по полной схеме (хотя и не догадывались о моем существовании). А родная Советская армия, моим сочинением (если бы могла читать), была бы довольна. Что и отразилось, естественно, на моей оценке. Оценок за экзамены нам никто не объявлял. Только регулярно вывешивались списки – кого родные, в ближайшее время увидят дома. После успешной сдачи предпоследнего экзамена по физике, я более-менее успокоился и с друзьями в первый раз посетил танцплощадку в городском парке культуры и отдыха. Перед этим произошел следующий случай. Перед танцами мы с ребятами решили принять по стаканчику «красненького». И вот, мы с другом несем из магазина авоську с бутылками к месту сбора нашей компании в яблоневый сад, по тропинке позади здания, где жили. Одного мы не учли, что из комнаты, где находился медпункт, и где обычно сидели бездельники-прапора, окно выходило как раз на нашу тропинку. Видно мы были не первые и не последние, раз наблюдение велось столь бдительно, и крик «грозного прапора»: «Стоять на месте!» - застал нас врасплох. В итоге – «красненькое» поменяло хозяев, а мы, другой дорогой пошли обратно в магазин и дальше - на танцы. Прапора нас никому не «сдали», видно приносимый им «доход» будущими курсантами, был важнее. И вот, наконец, нам объявили, что завтра будет мандатная комиссия, - т.е. окончательно станет ясно, кто же останется в данных стенах этого прославленного, высшего, дважды Краснознаменного, имени Михаила Васильевича Фрунзе командного артиллерийского училища. Перед тем как я зашел на мандатную комиссию, оттуда выскочил один из наших со слезами на глазах – его отчислили. И тут мы все немного «офигели», - пройти все, сдать экзамены и тут… Но на проверку, ничего страшного со мной не произошло. Характеристика со школы у меня – «будь здоров не кашляй»: хорошая учёба (без троек - средний балл школьного аттестата 4,5), участие в самодеятельности родной школы и т.д. (Ирина Бабенко писала), и здесь все экзамены сданы на «хорошо». И только увидев в школьной характеристике слово «радиолюбитель», кто-то из комиссии меня спросил - паял ли я распространенные в то время, запрещенные средневолновые радиопередатчики? Естественно, я ответил отрицательно (а что мне еще оставалось?). Хотя по их лицам было видно, - ни хрена они мне не поверили (видно жизненный опыт большой, да и, судя по моим оценкам в аттестате – было видно, паял точно!). Сразу после этого, нас строем повели в парикмахерскую и постригли наголо. Ощутив важность сего момента, нащупав в кармане остатки «былой роскоши»,- я с почты отправил телеграмму домой: «Привет курсанта Сергей». На этом деньги и гражданская жизнь закончились. Аника-воин На следующий день, 28 июля 1975 года, нас переодели в старое обмундирование, и через пару дней начался «Курс молодого бойца». К счастью сей курс, вернее его большая часть, прошла мимо меня и вот почему. Т.к. нас переодели в старое обмундирование, сапоги тоже были старые. Во время очередного кросса, я натер ногу, инфекция сделала свое дело, и… через 3-4 дня я попал с багрово-синей, опухшей от ступни до колена, как бревно ногой - в санчасть. Старый военврач-майор сказал: « Ложи ногу на табурет и отвернись». Т.к. нога нестерпимо болела и пульсировала, словно её накачивали каким-то насосом - мне было уже все равно. После работы скальпелем, мне стало намного легче. Через две недели «лёжки», мне сказали: «Хватит лежать, лодырюга – веником можешь работать», и отправили в родную 12-ю батарею. Но в «родной» сказали, что я уже не «их родной», и отправили служить в 11-ю батарею под руководством капитана (будущего майора) Яковенко (за крючковатый нос прозванным «Пеликаном»), чему я, никогда в последствии, и не жалел. Учёба На принятие присяги приехали родители. Два-три дня пролетели мигом и потянулись будни учебы. Первые дни были настолько нудными, что хотелось спать на всевозможных лекциях от и до. Вот так, сразу окунуться в «болото» высшей математики, физики, химии порохов и взрывчатых веществ, теоретической механики, сопротивления материалов и остальной «высшей дряни», было очень трудно. Честно говоря, понимать что-то в этих науках я стал ближе к зиме, где-то через 2-3 месяца. Поэтому и первую свою сессию сдал почти на одни тройки. Но сдал! И поехал домой на 2 недели (за последующие 4 года, ни дня в отпуске, из-за учёбы или дисциплины, - в училище не сидел). Дома время пролетело быстро, дня три еще в училище поговорили об этом и полетели опять дни учебы. Курс истории КПСС читал Герой Советского Союза полковник Яковлев. Получил Героя на войне, будучи пулемётчиком. Нормальный дядька. Нам нравилось у него на занятиях. Задаст курсанту вопрос, послушает немного, а потом и сам же на него отвечает: «Товарищ курсант, я считаю, что на данный вопрос ответить необходимо следующим образом…». Короче, «лепота» - «двоек» нам не ставил. Курс партполитработы читал подполковник Дрох. Про него все говорили: «Курица не птица, Дрох не педагог». Методика преподавания у него была любопытная. Из двух часов лекции, полтора часа он тратил на то, какую литературу необходимо найти в библиотеке и прочитать к следующим занятиям, на какие вопросы обратить внимание и т.д. Затем объявлял, с какой по какую страницу учебника прочитать на самоподготовке, и справлялся у нас о наличии неясных вопросов по теме. Уникум! На кафедре стрельбы и управления огнём, был у нас преподаватель подполковник Плаксин, как говорится «со своими тараканами в голове». Боялись мы его, просто ужас. Двойки курсантам ставил сотнями. Но как ставил! Много у него было «прибамбасов». Например: дежурный по взводу раздаёт листочки для двухминутной летучки. Он, к примеру, задаёт вопрос: «Что такое виртуальная температура?», или что-нибудь другое, и в проходе между столами на руках прессом делает «уголок». Пока ноги в воздухе, - надо быстро писать. Как только ноги пошли вниз, надо успеть добежать до преподавательского стола и положить свой листок. Последнему положившему листок – «двойка», независимо от качества написанного. А чтобы исправить у него такую «двойку», необходимо докладывать ему теорию по нескольким занятиям сразу. Каково? Самые «живые» (из войск) преподаватели были на «Боевой службе» - непосредственно и практически учили работать на материальной части артиллерии при боевой работе. Был такой случай. В артиллерии, один из самых главных оптических приборов является буссоль. Во время одного из полевых занятий, наш преподаватель подполковник Батрак, учил одного из наших курсантов, правилам работы на ней. Дело в том, что на буссоли имеется две шкалы – дирекционных углов и угломерная (в разных направлениях). И при непосредственной работе с орудиями (наведение на цель), используется угломерная шкала. Так вот, этот курсант, при наведении орудий, всё время сбивался на другую шкалу (дирекционных углов), отчего стволы всех орудий смотрели не туда, куда нужно. Подполковник Батрак терпеливо подсказывал ему: «Сынок, смотри сюда…», «Сынок, смотри сюда…». Когда в очередной раз, курсант начал работать не с той шкалой, подполковник Батрак «взорвался»: «Блядюга! Куда ты смотришь???». В последствии, подполковник Батрак умер от инфаркта, во время боевой стрельбы прямой наводкой – один из курсантов младшего курса, работая наводчиком орудия, перед боевым выстрелом «спрятал» голову за казённой частью орудия, но Батрак, чудом успел отпихнуть его от неминуемой в этом случае смерти, и сразу скончался. На кафедре высшей математики, был гражданский преподаватель Супрун Виктор Николаевич. Был он старше нас лет на десять. Преподавателем он был очень хорошим, и мы с ним познакомились ближе. Позже, он пригласил нас к себе домой, если будем в увольнении. Как-то мы с Серёгой Марченко, Ильёй Кобызским и Игорем Расковаловым решились сходить к нему, и, купив торт, пошли. Дома у него, вся семья была в сборе – жена Анна и сын Антон. По-доброму посидели, поговорили, а Илью, у которого болело горло, ещё и напоили горячим пивом с маслом (на следующее утро он выздоровел). Хорошие люди. Потом, ещё пару раз приходили к нему. На втором курсе, был и у меня «момент истины» - много ребят, из-за большой учебной нагрузки не выдерживали, и писали рапорта на отчисление. Хоть у меня не было «хвостов», я меня тоже появились некоторые «колебания», но подумав, я отбросил все мои сомнения в сторону, и с тех пор – никогда не пожалел о выбранном пути. Как я говорил, первые два курса были трудными. На 3 и 4 курсах преимущественно остались одни военные дисциплины, и если бы не 1-я кафедра с её «мудрыми» науками, вроде марксистко-ленинской философии и научным коммунизмом, было бы вообще хорошо. Желудок Кормили нас в столовой хорошо. Поваров было много, но самый-самый, был у нас старичок Лукич,- все его любили за качество приготовления еды. Да и нас в наряде по столовой, кроме как «касатиками» он и не называл, и никогда не ругал,- только тихо скажет и все - всё выполняли. Любая каша, даже перловка, у него получалась такая вкусная, что народ только и просил у официанток добавки. Наверно благодаря Лукичу, я ем хорошо приготовленные каши до сих пор. А какой он плов на всё училище, на 1500 курсантов делал – сказка, пальчики оближешь. Обычно плов готовили на завтрак в воскресенье, плюс два варёных яйца и хорошее настроение на целый день - обеспечено. Начальник училища генерал-майор Морозов имел привычку заходить в столовую на пробу пищи в любое время. И требовал от тыловиков по максимуму. И не дай Бог ему не понравится борщ курсантский или что другое, - начиная от зампотыла училища, до последнего повара, - всем вставлял «пистон» конкретный. Благодаря Морозову, два раза в неделю у нас был молочный ужин (будучи уже офицером и расспрашивая других, я убедился, что нигде больше такого не практиковалось). Вот что значит фронтовик. Не «пыль в глаза», - конкретное дело любил. Кстати сухую картошку, я в первый раз увидел и ел в солдатской столовой, - на стажировке в Белоруссии. Только до конца дней своих буду с ненавистью вспоминать одно блюдо – «бигус по-польски». Это в переводе на русский язык картофель с капустой. Бр-р-р… кошмар. И готовила это блюдо согласно красочного меню при входе в столовую - повариха Серобаба, – до сих пор помню. Между делом, когда позволяли финансовые возможности, ходили «пожевать» в «лабаз» (курсантская чайная). Набор еды там был небольшой (чтобы глаза не разбегались в разные стороны) – лимонад, икра кабачковая, пирожки-творожники, ну и конфеты там разные. Иногда молоко и сметану подвозили. Короче, особо не зажиреешь. Ходили мы туда, как правило, вчетвером – Вовка Остапенко, Вовка Башкирцев, Саня Ковалёв и я. На всех брали – 4 лимонада, 2-3 банки по 0,5 л икры кабачковой и штук 30 пирожков-творожников. Вот так и развлекались. Путь-дорога фронтовая… Через месяц, в апреле, мы поехали на первые в моей жизни боевые стрельбы на Ржищевский полигон под Киев. В дороге, с нашим эшелоном произошла беда. Перед дорогой, мы все получили сухой паёк, и питались им же. Ехали в обычных пассажирских вагонах, а техника на платформах - в конце эшелона. Полевые кухни вместе с нарядом по столовой (10 курсантов 12 батареи) и дежурным прапорщиком тыловиком, находились в вагоне-теплушке между нашими вагонами и техникой. Рано утром, наш любимый повар Лукич, находившийся там же, решил приготовить чай в полевой кухне во время движения (может, и не его это было решение, но потом в официальной версии, - выглядело именно так). Полевые кухни работали на солярке, и что-то там не сложилось, не получилось,- и произошло возгорание этой кухни и вагона в целом. Кроме кухонь в вагоне находился запас продовольствия на всё училище, - так что гореть там, было чему. Дело было около 5 утра, а часовые на платформах с самоходками и другой артиллерией были без проводной связи и без патронов. И никакого сигнала о пожаре просто дать не могли. Машинисты тепловоза также «проспали» пожар, и в итоге, как потом высчитали, эшелон шёл 30 км, полыхая факелом пожара до железнодорожной будки какого-то переезда. Ошалевший от увиденного, железнодорожник сообщил по телефону дежурному на жд.ст. Нежин, до которой было 18 км. Там нас остановили и занялись тушением пожара. А горели уже деревянные платформы с самоходками. Когда возник в вагоне пожар, прапорщик, дежурный по столовой открыл двери вагона, но по ошибке - на сторону встречных путей. Пламя полыхнуло с новой силой. Несмотря на запрещающие команды, один из курсантов выпрыгнул из вагона, - естественно сразу с летальным исходом. После открытия противоположных дверей, все начали прыгать в темноту. Отказался прыгать один Лукич, который и сгорел заживо в этом вагоне. Было ему в ту пору лет 70-75. В итоге остальные остались живы, но с большим числом переломов и т.д. Почти все они были комиссованы из училища по медицинским показаниям. Начало полигона получилось трагическим. Еще дня 2-3 комиссия штаба Киевского округа на полигоне шерстила всех. Командира дивизиона подполковника Тараба убрали с должности на кафедру тактики. Затем всё успокоилось, и начались полевые будни. Полигон Первый выезд на полигон запомнился занятием по военной топографии (хождение по азимуту), во время которого, под непосредственным руководством офицера-преподавателя майора Моисеенко, мы на родных украинских просторах полигона, целым взводом заблудились (а посему, и остались без обеда). И это – на военной топографии!!! А также, боевыми стрельбами из 76 мм пушек ЗИС-3, противотанковых пушек 85 мм Д-48 и 100 мм МТ-12. Моя первая ночь на закрытой огневой позиции артиллерии, была просто кошмаром. Могучий Днепр в 300 метрах. Туман, сыро, холодно, нельзя разжигать открытый огонь. Из укрытий, была одна старая землянка, в которую, к часам двум ночи мы все и залезли. Дежурный радиотелефонист, наш курсант, долдонил постоянно: «Фара», «Фара», я «Песец», «Фара», «Фара», я «Песец». Но видно на командно-наблюдательном пункте (КНП) радиотелефонист заснул раньше нашего. Наш «Песец», также засыпая, затихал на несколько мгновений, но очередной тычок сапогом взводного офицера включал «магнитофонную запись» «Песца» по-новому. Около 5 утра я проснулся от резкой боли в пояснице. Оказалось, что, сидя около стены землянки, я во сне постепенно съехал задницей на землю, - шинель с обмундированием задрались кверху, и моя поясница «обняла» нашу, родную, жирную, холодную украинскую землицу. Еле выкарабкавшись наружу, я с ужасом почувствовал, что не могу разогнуться. Понимая, что делать что-то надо, я потихоньку начал «нарезать круги» вокруг огневой, и где-то минут через двадцать, я, наконец, разогнулся. Проснувшийся взводный офицер, наблюдая за мной, долго не мог сообразить, чем это я занимаюсь в пять утра. Сначала подумал, что я часовой по охране огневой позиции. Но, увидев сонную фигуру с автоматом прикорнувшую на станине орудия, уже подозрительно смотрел на меня. Выслушав мой доклад, то ли себе, то ли мне, коротко и тихо изрёк: «Мудак». Во время выездов на боевые стрельбы на старших курсах, запомнились «запуски мышей в космос». Мышей-полёвок вокруг было достаточно. Во время комплектации заряда (количество пучков пороха в гильзе в зависимости от дальности стрельбы), между пучками пороха сажали мышь и под звуки «Интернационала» (пели как могли), во время учебных стрельб и производили выстрел. На 4-м курсе, на боевой стрельбе, произошёл забавный артиллерийский случай. На КНП моему хорошему товарищу Сергею Марченко, поставили задачу уничтожить «НП противника» стрельбой с закрытой огневой позиции, и указали на кустик на горке – центр цели. Дальность стрельбы была около 10 километров. Сергей подготовил данные и подал команду на открытие огня. И какое удивление постигло всех на КНП, когда первым же разрывом снаряда, этот куст был уничтожен – такое в артиллерии не часто бывает. Если в воскресенье выдавался выходной, то правдами и не правдами шли на Днепр на рыбалку. Ловили, как правило, штук 100 пескарей, - в кастрюлю, и уха (а скорее каша рыбная) была отменная. Курсант-киевлянин с нашего взвода, ловил спиннингом щук. Вот тогда я и попробовал, свежую соленую щучью икру. Прямо на берегу Днепра. Впрочем, - без особого восторга. Баня После приезда с полигона, нас побатарейно в тот же день водили в курсантскую баню. Но так как наше личное оружие автоматы АКМС (со складывающимся прикладом десантного образца – ведь мы были самоходчиками) тоже были грязные, и мы под полой шинелей несли их тоже в баню. Командование знало об этом, но шума не поднимало, - так, как результат такой чистки был идеальный. А делали мы это следующим образом. В бане раздевались и с автоматом шли в моечный зал. Там его разбирали, складывали в банную шайку и ставили под мощную струю кипятка. В результате всю грязь с оружейным маслом – как «корова языком». Оставалось все части автомата разложить на подоконнике, и поскольку они были очень горячими, то и высыхали насухо и очень быстро. В казарме автоматы аккуратно смазывали маслом, и с чистой совестью - в пирамиду. Спорт В училище на одном из первых мест по значимости, был спорт. И твоего желания никто не спрашивал. Так сказать, «тоннель» был с одним выходом, - хочешь нормально жить, - занимайся спортом по полной программе. Да и генерал Морозов, фронтовик, в свои преклонные года, подтягивался на перекладине на одной руке. А преподаватель по физподготовке, был злющий (поначалу) майор Муракаев, - узбек по национальности. С первого месяца первого курса, выход в увольнение был только через перекладину. 12-15 подъём-переворотом, 12-15 подтягиваний, - «могёшь?», тогда иди. А если нет, то иди по вечерам на спортгородок и «вкалывай». Утром каждое воскресенье – так называемый «спортивный праздник». Это означало в зависимости от времени года, или марш-бросок с амуницией на 6 км, или обыкновенный кросс на 3 (зимой на 1) км, или лыжная гонка на 10 км, или преодоление полосы препятствий. Ко всему я быстро привык, кроме лыж. Ну не нравились они мне, хоть плачь. В начале первого курса, у меня были «пробелы» с полосой препятствий. Хотя, и не только у меня. И после занятий, несколько курсантов, и я в том числе, ходили по своей инициативе на полосу препятствий. Там, потихоньку, по разделениям, мы изучили каждое препятствие, с целью, как лучше и экономно по времени, преодолеть каждое из них. И через две недели этой «учёбы» - оценки ниже «четвёрки», никто из нас уже не получал. Уже на втором курсе среди бегунов я был в первой десятке нашей батареи (105 чел.). И чем больше километров надо было бежать, тем легче было. Методика совсем нетрудная. Самое главное, это установка своего дыхания – на 4 шага вдох, на 4 шага выдох. И ни в коем случае не сбиваться. И бежать становится совсем легко. Так что по кроссу ниже «пятёрки» у меня никогда не было. В летнее время, я и ещё некоторые ребята, вставали утром раньше всех, спускались к реке Псёл, и вдоль неё бежали километров десять. После – в речку окунёмся и назад в казарму. Такое разрешали только хорошим спортсменам. Кстати, будучи на стажировке в Белоруссии, этими кроссами, свой взвод я «мучил» ежедневно. И к окончанию своего пребывания в войсках, мой взвод управления дивизиона, к удивлению всех моих войсковых командиров, на полковом кроссе (а полк-то развёрнутый!) занял второе место. В нашей батарее, был курсант Кириенко, который серьёзно занимался йогой. Как-то, я обратил внимание, что на ночь свою кровать он «заземляет» проводом к батарее отопления. Спросил его, что и как. Он ответил, что, таким образом, со всего тела убираются все электрические заряды, и сон получается очень глубоким. Я сразу попробовал. Действительно, так и было. Утром, голова свежая и высыпаешься на все сто. Старшина. На первом-втором курсах, был у нас в батарее старшина Рябцев. От зари до отбоя командовал он нами, прививая нам «любовь» к строгой армейской жизни. И было у него одно спортивное увлечение – бокс. Больших высот в этом виде спорта он не достиг в своё время, но какой-то разряд имел, и на всех состязаниях в училище выступал довольно успешно. Частенько по вечерам, он надевал перчатки и тренировался в углу спортивного уголка. Однажды, в один из выходных дней, когда основная часть курсантов была в увольнении или на сеансе художественного фильма в клубе училища, я лежал в своей кровати и читал художественную книгу. Старшина Рябцев в отличном настроении, проходя по ЦП (центральному проходу – нами курсантами намастиченному и надраенному) и насвистывая, обратился ко мне: «Коляда, пошли немного побоксируем». Я, было, начал отнекиваться, но он, начал подтрунивать, что, мол, боишься? Понятно, что через пару минут я уже надевал перчатки в бытовой комнате. Я ему нужен был, как спарринг-партнёр. Несколько минут мы двигались по кругу бытовой комнаты. Рябцев на мне отрабатывал удары, но самих ударов не наносил – только лёгкое касание перчатки. Я несколько раз пытался провести свои удары, но он лёгкими телодвижениями опытного боксёра уходил от них. И тут я решил провести суперудар. Как только он в ударе вытянул левую руку, я «нырнул» вправо и провёл неплохой хук справа ему в ухо. В следующее мгновение, я только запомнил его удивлённый взгляд, и на этом моё восприятие существующей реальности закончилось – после получения прямого удара в лоб, - я рухнул спиной на чистенький паркет бытовки. Когда мои глаза открылись, - я даже не понял, что со мной и где я. Рябцев, поливая на меня воду, помог мне встать и, оправдывая свой «суперудар», сказал, зачем, мол, ты мне врезал, - мы же просто тренировались? С тех пор, я с Рябцевым больше не боксировал. На третьем-четвёртом курсе старшина у нас был новый, хохол, и с большим чувством юмора. На смотрах художественной самодеятельности, он неизменно наизусть читал юмористические украинские стихи. А иногда, в хорошем настроении, проводил вечернюю поверку нашей батареи (105 курсантов) называя курсантов не по фамилии, а по имени и отчеству, - и наизусть! Арестантский перекур К своему первому караулу, мы курсанты первого курса, готовились тщательно – все положенные статьи уставов были рассмотрены, изучены и зазубрены наизусть, на караульном городке отработаны всевозможные вводные. И какое было моё удивление и разочарование, когда в этот первый в жизни караул я был назначен выводным. Т.е., на время караула в моё распоряжение, поступали арестованные, которые содержались на нашей гауптвахте. Также, в мои обязанности входили следующие мероприятия – кормёжка, вывод на прогулку и работы. Сидели на «губе», как курсанты, так и солдаты из дивизиона обеспечения учебного процесса. После завтрака, согласно разнарядки, я, с оружием в руках, повёл группу арестованных к офицерской столовой, - для укладки бордюров. Была уже глубокая осень – холодно и сыро. Получив задачу от какого-то тыловика, мои «подопечные» принялись за работу. Вообще, формулировка «принялись», - не соответствует действительности. «Авторитетом» среди арестованных, был курсант четвёртого курса. После многократного уточнения им у вышеупомянутого тыловика поставленной задачи, он сел на бордюр и начал «выстраивать план предстоящей работы». Затем, также не спеша, поставил задачи, и народ принялся за дело. Поскольку, согласно устава, арестованные имеют право на отдых (перерывы) во время работ, то наступило время и перерыва. И вот тут, я увидел, как должен проходить, настоящий арестантский перекур. Усевшись на бордюры, получив из моих рук принадлежащие им сигареты, народ закурил. Кроме «авторитета». Тот не спеша, вытянул ноги, и начал неторопливо разминать незажжённую сигарету. Прошло несколько минут. Краем глаза, наблюдая за мной, и увидев моё желание, подать команду об окончании перекура, он, прикурив сигарету, начал «свой» перекур. А другие, тем временем, наслаждались дополнительным отдыхом. На мой укоризненный взгляд, «авторитет» спокойно сказал: «Что, в первый раз? Куда спешишь? Ведь больше, чем мы положим бордюров за день, - всё равно нас никто не заставит делать». В итоге, наши 10-минутные перекуры, автоматически превращались в 20- минутные. За правое дело В октябре 1976 года в Сумах произошли события, о которых сообщили даже «вражеские голоса» по радио. Мы были уже на втором курсе. Дело в том, что в городе гражданская молодёжь относилась к курсантам очень плохо,- не все конечно, но были уроды. «Яблоком раздора» были, естественно девчата. И постоянно кого-то из курсантов в увольнении избивали. Поодиночке конечно. И вот, в субботу 9 октября в городе были сильно избиты несколько старшекурсников, а одного из них еще и порезали ножом. Досталось тогда и Валере Стифатову – потом, в Потсдаме, - мы вместе командовали батареями в одном дивизионе. И видно терпение лопнуло. Вечером по училищу поползли слухи, что завтра 3 и 4 курс в полном составе идет бить город. С 1-го и 2-го курса, по молодости – кто может. На следующий день в воскресенье, по графику увольнений взвода, шли в увольнение, в том числе и мы с Игорем Расковаловым («Саидом»). В троллейбусе по пути в центр, к нам подошел курсант и сказал, что выходим на Красной площади и сбор возле церкви за рынком наверху. Не доходя еще до церкви, мы увидели толпу в 350-400 курсантов. А рядом стояли милицейские «козлы» (жёлтые уазики). Через некоторое время, кто-то из старшекурсников поделил народ пополам, поставил задачу и «нарезал» маршрут движения нашей группе по городу – ДК «Фрунзе», затем на цветомузыкальные фонтаны в центр города. Задача – бить всех пацанов от 15-ти до 25 лет. Всех остальных - не трогать. Другая группа, сразу ушла на «задание» в городской парк культуры и отдыха имени Т.Г.Шевченко. Первая драка произошла возле ДК «Фрунзе». Чтобы не драться в здании ДК, старший нашей «бандгруппы», курсант 4-го курса (все звали его Длинный), ультиматумом заставил интересующую нас группу гражданской молодёжи выйти на улицу. Те еще видно не «въехали» в наши грандиозные планы, и поначалу настроение у них было боевое. Поначалу. Всё закончилось минут через десять, - «враг» понёс ощутимые потери и бежал с «поля боя». Мы с Саидом даже не успели поучаствовать. Милиция даже не вмешивалась в происходящее, а только агитировала остановить это побоище через «матюгальники». Затем двинулись к фонтанам. И вот тут милиция решила нас остановить. Дорогу перекрыли «козлами». По команде Длинного, две машины перевернули и продолжил движение. Милиция только успела отбежать. Район светомузыкальных фонтанов оперативно был окружён кольцом курсантов. Потихоньку стали сжимать кольцо к центральному фонтану. Пожилые пары горожан, зная из-за чего весь этот «сыр-бор», - умоляли нас не трогать пацанов, мол, ума у них нет – молодые ещё. Но мы молча пропускали их за кольцо и делали свое дело. Видно информация о драке возле ДК была уже доступна некоторым пацанам, и кто не хотел драться, тот просто прыгал в фонтан и стоя по пояс в воде, молча наблюдал за происходящим. А кто хотел испытать свои силы, то и получил по полной программе. На руках у курсантов были ремни с бляхами, так что «печатей» понаставили достаточно. В конце концов, битые и небитые молодые граждане города Сумы, оказавшиеся в это время здесь, - все без исключения, оказались в фонтане. «Плавали» в воде, как караси. Причем цветомузыку во время драки, так никто и не выключил. Видно кто-то из организаторов отдыха на фонтанах, морально нас поддерживал. Не успели мы остыть, как услышали протяжный звук автомобильного сигнала. На дороге стояла черная «Волга» и наш начальник училища, чернее тучи, - генерал-майор Морозов. Своим зычным голосом он скомандовал: «В колонну по шесть, в направлении училища, строиться!». Вот так строем, мы и пошли в училище, а впереди ехала чёрная «Волга» с генералом. Проходя по центральной площади города, он скомандовал: «Запе-вай!». И вот, мимо обалдевшего от случившегося народа, мы шли со строевой песней, - как на строевом смотре. В училище нас построили и считали нас часа четыре, - пока все не объявились. Наутро, из Москвы прилетел самолет с комиссией из Генеральной военной прокуратуры на «разбор полётов». Всем курсантам объявили 3-х месячный карантин без права увольнения. Но после этих событий, до конца выпуска, - мы больше не знали проблем с гражданским населением. Даже наоборот, – в парке гражданские ребята часто приглашали нас, на «пробу» красненького. Туалет Дело было летом 1977 года. Приехав из Ровно из недолгого курсантского отпуска, я с несколькими курсантами нашего курса, догуливал последние часы в городе. У кого-то оказалась бутылка мятного ликёра, и мы отошли вглубь дворов, дабы не нарваться на «проблему». Тихо сидели на лавочке возле нового 9-ти этажного дома, и «смаковали» понемногу эту «отраву». Один из курсантов 12 батареи (звали его «Абрикосом» за сильный румянец на щеках), решил сходить «до ветру» в стоящий неподалёку деревянный будку-туалет. Видимо, этот туалет, остался ещё от старых одноэтажных построек, которые здесь стояли ранее. Как только за ним закрылась дверь, мы услышали его испуганный крик и грохот, чего-то ломающегося. Подбежав, и открыв двери, мы увидели, что Абрикос по грудь провалился в выгребную яму – выше пола были только руки и голова. Вот это да… С горем пополам, и с большим трудом, мы вытащили его из этого говна – но на него, без упомрачительного смеха нельзя было смотреть. Но ему, в отличие от нас, было не до удовольствия. На наше счастье, недалеко от нас, пожилая женщина вешала стираное бельё для сушки на верёвки, и увидев нашего Абрикоса с ног до головы в дерьме, - заохала, но смилостивилась, и забрала его домой. Когда он, через час вышел из подъезда, мы от смеха чуть не умерли. Вся стираная форма была у него в узелке на палке через плечо, а на нём самом были надеты штаны до колена, а сверху рубашка такого же маленького размера. А на ногах, разбитые и дырявые кеды. Вид, - явно не строевого смотра. Деваться некуда, и он пошёл в училище вдоль реки Псёл. А мы на троллейбусе поехали в училище. Естественно, весть об этом облетела весь курс, и народ высыпал на улицу, для «торжественной» встречи Абрикоса. И как всегда бывает, его командир батареи, появился перед казармой, как раз в момент его «явления народу». Да… И такое бывает… Штык-нож Кто-то из курсантов старшего курса решил «насолить» своему же, собрату-курсанту, - украл у него штык-нож и бросил его в пожарный водоём. Во времена КПСС (в отличие от нынешнего времени) – утрата штык-ножа, приравнивалась к большущему ЧП. Так вот, «сия военная трагедия», через пару дней, превратилась в «праздник живота» для всего училища. Рядом с этим водоёмом, стоял продуктовый киоск, который все курсанты периодически, на перерывах между занятиями, «штурмовали» в надежде прикупить чего-нибудь съестного. Частенько пирожки были непрожаренные или горелые, и тогда они летели в воду. И так было не год, не два, а … Через день-два, когда отцы-командиры определили и «раскололи» виновника пропажи штык-ножа, под руководством заместителя начальника училища полковника Славникова началась откачка воды из пожарного водоёма. Глубина была около 4-х метров, а диаметр около 10. На такое мероприятие собралось уйма народа. Всем было интересно – найдут или нет? И какое удивление было у всех, когда, откачав воду, на дне среди всевозможного мусора (видно ещё со времён учёбы отца), - увидели кишащих карасей. После недолгого размышления, полковник Славников отправил кого-то из наших курсантов, за начальником продовольственного склада прапорщиком Индык. Голос у этого прапора был сродни Шаляпину. Был он немногословен, говорил медленно, но чётко и ясно. И, ясное дело, своей «хлебной» должностью дорожил. Посланный за ним курсант, зная это, и желая его «подковырнуть» (когда ещё такая возможность представится?), естественно ничего не сказал прапору о причине вызова его заместителем начальника училища. Поэтому, видно чувствуя за собой некоторые грешки, прапор, несмотря на своё 120 килограммовое тело, - «летел», аки «голубь сизокрылый». Запыхавшись и дыша через раз, вытирая пот со лба и других частей своего «плотного» прапорщицкого тела, Индык получил от полковника соответствующую «рыбью» задачу. Убедившись (в очередной раз), что его и на этот раз пронесло и его «хлебной доле» ничего не угрожает, - он рьяно «взялся» за выполнение сего «боевого» приказа. И вот, под его командой, курсанты выловили и отнесли в столовую около 20 вёдер карасей. Никто и не мог подумать, что у нас под боком были такие съестные «сокровища». Прапор был дальновидный (не даром хохол), - маленьких карасей приказал бросать обратно. Видно надеялся на такой же ассортимент нашего продуктового киоска и в будущем. В итоге: штык-нож нашли, на ужине мы ели жареных карасей, - и начальство (в т.ч. и прапор), и мы, - остались довольны. Идея!!! В конце 3-го курса по марксистко-ленинской философии, необходимо было сдать итоговый экзамен (оценка шла в диплом). По данному предмету, по крайней мере, для меня, трудно было «лить воду», - здесь надо было, излагать что-то конкретное (хотя в данной науке - ничего конкретного и не было – одна сплошная «ахинея»). И тут меня осенила идея, как радиолюбительским способом решить эту проблему. Сдача экзамена должна была происходить в нашей ленинской комнате на 2-м этаже главного корпуса. На полу был паркет, что и облегчило мне и моим сподвижникам ночную работу. Идея проста. В рукаве у сдающего экзамен курсанта находился наушник, а два провода от него под обмундированием, шли к подковкам на сапогах. Под тремя столами в ленинской комнате, завернули по два шурупа в паркет, и провода от них провели между паркетинами к окну, и вниз на первый этаж. Система предполагалась следующая: выбирая билет у экзаменатора, громко, чтобы слышали за дверью называть номер билета и спокойно садиться за стол. Металлические подковки сапог на шурупы-контакты, левую руку с наушником к уху, и слушая ответы, диктуемые собратьями с первого этажа, постараться записать побольше на бумагу – ведь данная система работала без обратной связи. А дальше – «флаг в руки и на амбразуру». И вот, в течение трёх ночей, всё было сделано. Естественно, учебник «Марксистко-ленинской философии», я в руки и не брал. В списке на экзамен, я был в конце первой десятки. «Сдача» шла на ура. Все были довольны. Захожу, беру билет, громко докладываю, сажусь за стол и пишу. На середине первой страницы, в наушнике что-то скрипнуло, и наступила тишина! Меня сразу холодный пот пробил. Вот это да! Что случилось? Я и так повернусь, и так, - всё без толку. Короче – попал! Сижу и думаю: не дай Бог, сдавать вызовут к Шаматрину (гражданский преподаватель и довольно нудный). Военным преподавателям сдавать легче, по крайней мере, тройку «за пролетарское происхождение», - иногда ставили. Но видно в тот день Фортуна повернулась ко мне, явно не передом. Шаматрин, молча слушал мои озвученные скудные мысли, и в итоге: «Товарищ курсант, вы не готовы, оценка «неудовлетворительно». Это была первая и единственная двойка на экзаменах в жизни. Вышел я мокрый. Все вокруг в шоке. Создатель «суперсистемы» получил двойку! В спальном помещении я разделся, и увидел, что один из проводов под обмундированием обломан. Вот это номер! А на начало отпуска назначена свадьба в Ровно с Ириной. Мысли в «охапку» и … Дело было в пятницу. Минут через десять я был уже в библиотеке училища и получил, как сейчас помню – красного цвета учебник «Марксистко-ленинская философия» автора Козлова (недаром такая фамилия). Долго не думая, залез на второй ярус кроватей (койка Серёги Марченко), сказал всем, чтобы меня не трогали, и до понедельника вызубрил всё. Ну, а в понедельник с Шаматриным проблем не было, разве что отказался ставить «отлично» - мол, после двойки, - только «хорошо». Зимой на четвёртом курсе, зачёт по научному коммунизму я получил благодаря реферату, который написала на работе в библиотеке Ирина. Было ещё раз у меня «трудное положение» с экзаменом по научному коммунизму. Но об этом позже. Встреча с Высоцким Ранней весной 1979 года, в Сумы приехал с единственным концертом Владимир Семёнович Высоцкий. В это время я учился на четвёртом курсе училища. Ирина несколько дней назад уехала с матерью домой в Ровно (готовиться к появлению на свет маленького), и мы, Вовка Остапенко, Вовка Башкирцев и я, решили попытаться попасть на этот концерт. И посему, вся неделя перед этим событием, прошла у нас поисками «выходов» на «специалиста» по доставанию билетов. В конечном итоге, Вовка Башкирцев, «в наглую», через секретаря партийной организации кирпичного завода (концерт должен был пройти в ДК этого завода), достал всё-таки три билета на это представление. Дело было в субботу, и мы, отметившись у дежурного по училищу, вовремя добрались до дома культуры. Раздевшись в гардеробе, и в связи с достаточным временем до начала концерта, - мы стояли в центре фойе, рассматривая собиравшийся народ. Вдруг, Башкирцев, громким шёпотом быстро сказал: «Смотрите! Это он! Высоцкий!» Мы повернулись, и увидели шедшего в нашем направлении, ничем не примечательного мужчину, среднего роста, одетого достаточно просто – тёмно-зелёную водолазку, чёрные брюки и туфли. Видно, что этот «гардероб» на тот момент, был явно не из магазина, и встреть его на улице – я бы его не узнал на все сто процентов. Высоцкий прошёл мимо нас, тепло поздоровался с каким-то «бородачём», и немного поговорив с ним, ушёл. Мы были немного удивлены неожиданной такой встречей (он прошёл мимо нас в двух-трёх метрах), и немного поговорив - пошли занимать свои места в зале. Места у нас оказались по центру, в последнем ряду партера. Сверху был ещё балкон. Первые несколько рядов, занимали, судя по орденам и регалиям на пиджаках, - фронтовики. Также, на краю сцены, стояли в ряд десятка полтора портативных магнитофонов – явно импортного производства. В первом отделении концерта, судя по афише, должно было состояться выступление московской группы «Красные маки». Данную группу, иногда показывали по телевизору, и нам было интересно увидеть и послушать их «вживую». Вышли они в белых костюмах, и, в принципе, от их выступления, все остались довольны. Но весь народ, в антракте, только и говорил, о предстоящем появлении Высоцкого на сцене. И вот, после продолжительных аплодисментов, на сцену вышел всё в том же «одеянии», Владимир Высоцкий. Позади него, на сцене, стояла группа музыкантов, одетая ещё «прикольней», - в потёртых джинсах, вязаных свитерах и клетчатых рубахах. И как представил их сам Высоцкий: «Мне будет помогать, музыкальная группа из театра на Таганке». Перед началом концерта, он объявил, что свои песни, будет перемежать с рассказами о жизни театра на Таганке, своих известных знакомых и фактами из собственной биографии. Фронтовикам особенно понравилось, что Высоцкий был из семьи кадрового военного офицера, и в послевоенное время, с родителями, проживал на территории оккупированной Германии. Его гитара (вначале закинутая за спину), оказалась настолько «обшарпанной», что даже у нас, курсантов, сей факт, вызвал удивление. Потом, мы уже поняли, - стиль его жизни, вовсе отличался от общепринятых норм поведения – «как мне удобно, так и живу». Не успел концерт начаться, как Высоцкий прекратил исполнение песни, закинул гитару за спину и молча стал смотреть на балкон. Дело в том, что на балконе, весьма нетрезвый поклонник таланта Владимира Семёновича (с наших мест его не было видно), не на силу разбушевался, тем самым вызвал всеобщее негодование зрителей и беготню милицейского наряда. После «выяснения отношений», его оставили в покое минут на двадцать, - пока он не кинул в партер какой-то тяжёлый свёрток. После этого Высоцкий замолчал, и хотел, было уйти, но в первую очередь фронтовики, упросили его этого не делать, и извинились перед ним за своего «земляка» (того уже, судя по его пыхтению, мату и грохоту, - милиция выволакивала с балкона). Одновременно, они попросили его исполнить песню «Капитан, ты никогда не станешь майором». Ещё немного помолчав, Высоцкий продолжил выступление. Многие его песни, мы слышали впервые, а так как он ещё он был и интересным рассказчиком - всем было очень интересно. В конце, его долго не хотели отпускать со сцены. По лицу Высоцкого было видно, что приём его в этом городе, пришёлся ему по душе. Он тепло поблагодарил зрителей, низко поклонился, развёл руками, мол, больше не могу, и ушёл за кулисы. После скорого, его ухода из жизни, я часто вспоминаю этот концерт, его голос с необыкновенным тембром, и его, столь неподражаемую «обшарпанную» гитару. Государственные экзамены И вот наступила пора государственных экзаменов. Поскольку я «шёл» на «красный» диплом, мне надо было сдавать все четыре экзамена только на «отлично». А сдавать надо было – общевойсковую тактику, артиллерийское вооружение, стрельбу и управление огнём артиллерии (устно и практически на винтовочно-артиллерийском полигоне), и самое нудное, что было на этом свете, - научный коммунизм. На тактике ничего интересного не произошло. Оценка «отлично». И на сдаче артиллерийского вооружения ничего не предвиденного – поскольку я числился и занимался в военно-научном обществе именно на этой кафедре. Знакомый майор-лаборант, чётко мне объяснил, в каком месте лежит конверт с известными только мне вопросами. Мне только оставалось быстро повторить теорию и вытащить данный конверт. . Принимал экзамен у меня полковник из Одесского артиллерийского училища, который после моего «блестящего» ответа на первый вопрос, - дальше меня особо не слушал, и под башней самоходки, установленной на «козлы», рассказывал мне о своём турке-сыне, «переползающего» (от «большого ума») с курса на курс с его помощью. Оценка – «отлично». Захожу для сдачи устного экзамена по стрельбе и управлению огнём. Докладываю какому то полковнику (госэкзамены принимали только «чужие» из войск и училищ): «Товарищ полковник, курсант Коляда для сдачи экзамена прибыл!». А в ответ – « А по батюшке как звать-то?». Ответил. А он мне в ответ – «… твою мать! Мы с твоим отцом в Изяславе вместе служили!». И давай расспрашивать меня. У меня голова кругом, - тут настрой на экзамен, а тут такое… Короче, на устном «хорошо» поставили. Где-то «заплыл». Значит на практической стрельбе, - надо только «отлично». На следующий день стоим возле винтовочно-артиллерийского полигона (ВАП), и ждём комиссию. Идут. Этот полковник увидел меня и спрашивает – ну что, Коляда, готов? Я ему – так точно, - готов. Увидев, что у входа яблони растут, он говорит мне – «А ну-ка, сорви яблочко». Я смотрю на начальника кафедры, что делать? Он за эти яблоки у ВАПа, не только голову открутит, а и … А он, мол, давай рви, - куда денешься. Ну, я вместо одного, штук десять «подрезал», - разрешили ведь. Так, что перед экзаменом, мы с ребятами еще и белого налива поели. Заходим в класс, а полковник сразу: «Коляда, вперёд к станку», и спрашивает, какую задачу выполнять буду. Я: «Какую поставите». Он: «Ну, смотри». И даёт задачу с дистанционным взрывателем В-90. А мне только этого и надо было – мой «конёк». Выполняю задачу без единой помарки – вопросов ни у кого нет. Встал он, и сказал «Молодец, «отлично», передавай отцу от меня привет». Вот такие военные пути-дороги. Остался последний и самый нудный научный коммунизм. Причём время сдачи пришлось на понедельник. А перед понедельником была суббота и воскресенье. И именно в эти дни, один из наших в батарее (Саня Егоров) женился. Гулял свадьбу он за городом, в частном доме. В увольнении я был в воскресенье, а поскольку был приглашён, то и вместе с другими попал на эту гулянку. И вот тут то, первый раз в жизни я «сломался». Видно, дал себе знать голодный курсантский желудок, да и спиртное-то я особо и не употреблял. Только помню, как ребята запихивали в меня сметану (для «разжижения» алкоголя в желудке). Как меня везли обратно, - всё в тумане. Растолкали меня в понедельник часов в 11 утра – раньше не могли. Умылся, прополоскал рот мятным зубным эликсиром (и где эту гадость только нашли?), вручили мне букет цветов, и повели на экзамен. Подхожу к классу, все уже «отбомбились» - остался я один. Меня перекрестили и вовнутрь затолкнули... Если бы не усталость принимавшего экзамен преподавателя (у него после воскресенья «проблемы со здоровьем» наверно тоже были), и приём им некоторой дозы коньяка от нашего преподавателя майора Барышникова (скидывались мы взводом), - то мне пришлось бы худо. Но мы победили! Когда я вышел, и на немой вопрос взвода: «Как успехи?», - показал растопыренную «пятерню», все грохнули от смеха так, что преподаватели выбежали из класса. И смех, и грех. Но «красный» диплом, был уже в «кармане».

Ccылки на другие страницы, посвященные этому кумиру

Напишите мне